у дерева. Поэтому мне и нужны не обычные только добытые камни или новые изделия — нужны с историей, впитавшие в себя за много лет какую-то энергию того, кто их носил, кто ими пользовался, того, что происходило в их присутствии. Один обсидиановый нож ацтекского жреца, которым он расчленил сотню жертв, для меня в тысячи раз ценнее того огромного куска современной яшмы, что вы мне притащили в прошлый раз. Что от него толку? Я же не ювелир. — Он задумался, что-то прикидывая, потом зло выругался. — Чертовщина какая-то! Эти менты очень не вовремя на вас вышли, Макс, и теперь нас здорово поджимает время. Я откладывал этот вариант на крайний случай, но, похоже, придётся к нему прибегнуть. У меня не остаётся уже другого выхода. Я попробую привлечь очень мощные силы, но это и очень опасно — слишком они непредсказуемы и злобны. Мне понадобятся кое-какие редкие артефакты, и тут нам придётся рискнуть. Добыть их законно невозможно. Я вам скажу точно, что мне нужно, через несколько дней. Кстати, что вы там принесли? Ах, мыши… Мыши, наверно, уже не потребуются. Нет времени на эксперименты на мышах. Можете скормить их своим кошкам. Да что вы? Они у вас едят только молочные сосиски и специальный корм? Ну, тогда вам остаётся съесть мышей самому. — Енох снова развеселился, но Макс не поддержал.
— Знаете, Енох, мне кажется иногда, что это всё напрасно — вся эта суета. Никогда мы отсюда не выберемся. Так и сгниём в этом болоте, по крайней мере я. А вы, может, и выберетесь — вы же всегда выпутываетесь из любых неприятностей. — Макс снова загрустил, съёжился, сжался на скамейке, обхватив себя руками за плечи.
— Макс, вы здесь недавно, и вы ненаблюдательны, а может, вы просто молоды, по крайней мере по сравнению со мной. Вы не видите общего за частностями. Здесь всё меняется — и скоро изменится. Нет, не будет ничего невиданного или особенного, всё это я уже видел, и не раз, но для этой страны это, конечно, впервые. Да и в мире всё меняется. Посмотрите, Макс, в Европе снимают границы, и скоро можно будет, выехав в какую-то одну страну, из неё без помех перебраться в другую — и в вашу любимую Германию в том числе.
— Вам хорошо рассуждать, Енох, у вас тело молодое, вы можете ждать. Здесь же так и говорят — я недавно услышал это выражение: в России надо жить долго. Я, может, столько не проживу. Кстати, вы ведь разбираетесь в камнях, а я давно хотел какой-нибудь амулет. Какой камень, по-вашему, мне бы подошёл?
— Из целебных камней вам, Макс, лучше всего подойдёт булыжник. И побольше. Я вам не литотерапевт.
Единственный день, когда банные труженики, работающие в разных сменах, могли пересечься и увидеть друг друга, был день выдачи зарплаты (а для некоторых только росписи в ведомости). Были ещё и санитарные дни, но на них не приходили ни кочегары, ни сторожа, ни те, кто по каким-то соображениям не пил (впрочем, такие в бане обычно не задерживались). В один из таких зарплатных дней Матвей, явившись не в свою смену, расписался, как положено, в ведомости за полагающиеся ему семьдесят рублей, уже перекочевавших в необъятный карман заведующей, и собрался было уходить, когда вслед за ним к окошку кассы подошёл неизвестный ему молодой мужчина, расписался и, получив деньги, перебросился несколькими словами с кассиршей. Смысла разговора Матвей не уловил, но голос мужчины узнал — это был он, неведомый собеседник Мазина, чей разговор Матвей невольно подслушал не так давно. Матвей отошёл в сторону, не выпуская мужчину из виду, и столкнулся с одноглазым Борис Борисовичем. Тот тоже крутился в бане по зарплатным дням, собирая карточные долги, взимая плату за одолженные под проценты деньги и подбивая ещё оставшихся азартных игроков сыграть с ним во что угодно, от шмена до шахмат. Желающих сыграть с ним в бане почти не осталось, и ББ приходилось постоянно подыскивать новых жертв. От Матвея не ускользнуло, что увидев потенциальную добычу, ББ не бросился к ней с предложениями, а, напротив, испуганно шарахнулся в сторону. Пока неизвестный беседовал о чём-то с бригадиром кочегаров, Матвей подошёл к одноглазому.
— Привет, Боря. Как жизнь? А что это там за мужик незнакомый, который с Ипполитом разговаривает?
— Кочегар ночной смены, — хмуро сказал ББ. — Только в ночь работает.
— А что ты ему сыграть не предложишь? — невинно поинтересовался Матвей.
— Наигрались уже, — зло ответил тот. — Он неделю назад завалился к нам в катран и так всех обул, на такие бабки, что мог бы всю эту баню купить, а не зарплату паршивую тут получать. Да ещё и Лёвку-одессита за кривую сдачу в деберц так отмудохал, что никто и вступиться не посмел. Сам с ним играй.
Судя по тону, каким это было сказано, Боре или досталось заодно, или он тоже крепко проигрался неведомому кочегару. Матвей хмыкнул удовлетворённо — Борю он терпеть не мог, впрочем, как и большинство работающих в бане, и стал исподтишка наблюдать за незнакомцем. Тот, закончив разговор с Ипполитом, двинулся к выходу, а по пути, перехватив взгляд ошивавшегося неподалёку Мазина, коротко кивнул ему на дверь. Мазин прервал беседу о восточной медицине с банным массажистом и заторопился, а Матвей, выждав, пока они по очереди скроются за дверью, двинулся следом.
Шли незнакомец с Мазиным порознь. Михаил держался шагах в двадцати позади, но явно шёл следом, повторяя все повороты неторопливо идущего впереди кочегара. Матвей пристроился за ними. Народу на улице было не так много, чтобы упустить эту парочку из виду, но вполне достаточно, чтобы в случае надобности затеряться и не быть замеченным. Минут через десять Мазин нагнал ведущего, они перекинулись несколькими словами и свернули в сторону закусочной, расположенной на первом этаже нового девятиэтажного дома. Матвей подумал, что Мазину хочется выпить, — и не ошибся. Когда спустя минут пять он зашёл следом за ними, оба уже сидели за столиком спиной к входу и о чём-то беседовали. Перед Мазиным стояла уже наполовину опорожнённая большая рюмка водки и закуска. Незнакомец ограничился пивом. Матвей тоже взял себе пива и, не задумываясь, подчиняясь только наитию, пошёл к их столику. Для чего он это делает, он ещё понятия не имел, и, кроме фразы «О, привет, знакомые лица», никакого плана разговора у него не было. Обычно он рассчитывал на импровизацию, но, подойдя к их столику и задержавшись на секунду за спинами беседующих, услышал то, что и требовалось ему для вдохновения, чтобы «понесло».
— Чёрт подери! Да как же я в Эрмитаж ночью пролезу! — повысил голос Мазин, сам испугался, оглянулся, но было поздно. Матвей уже сидел за их столом, ловко метнув перед собой кружку с пивом и тарелку с закуской — солёными сухариками. Держа паузу, он не торопясь отхлебнул пива, бросил в рот сухарик и лишь тогда взглянул на сидящих напротив.
— Я знаю, как пройти в Эрмитаж ночью.
Мазин, задохнувшись, с ужасом уставился на Матвея, а холодные серые глаза сидящего рядом с ним незнакомца спокойно, не меняя выражения, изучали незваного гостя.
— Так значит, это вы бродите по подвалу, выспрашиваете кочегаров и ищете призрачную комнату, — после паузы спокойно констатировал мазинский сосед.
— Я, — скромно признался Матвей. — Интересно же.
— И ничто, кроме чистого интереса, вами не движет?
— Ну… почему же, — засмеялся Матвей. — На новом и на тайне всегда можно неплохо заработать.
Незнакомец полез в свою сумку, порылся в ней, не нашёл то, что искал, выложил из неё на стол фотоаппарат мгновенной съёмки «Поляроид» — Матвей заметил краем глаза, как вздрогнул и напрягся Мазин. Затем ищущий облегчённо вздохнул и вытащил из недр сумки пачку сигарет. Матвей достал свои, все дружно закурили, и таинственный кочегар продолжил разговор.
— Заработать, значит, думали… Как вас, простите, величать?
— Матвеем, — лучезарно улыбнулся тот, чувствуя, что из-за стола его уже не выгонят и что, кажется, он сделал правильный ход.
— А меня Евгением Викторовичем, — представился кочегар. — Ну что ж, будем знакомы.
Он вытащил купюру
